Художник Борис Акбулатов родился в Карелии, в старинном селе Ладва. Его детские и юношеские годы прошли в Беломорске и в Петрозаводске. В петрозаводских изостудиях Б. Акбулатов приобретал и первые навыки в овладении ремеслом художника. Позже, во время учебы в Ленинградском художественном политехникуме и в Московском полиграфическом институте его наставниками в искусстве станут такие талантливые мастера живописи и графики, как Л. В. Оскорбин, П. А. Алексеев (Ленинград-Петербург), А. В. Лепятский, Д. Д. Жилинский, Н. А. Гончарова (Московский полиграфический институт).
За свою творческую жизнь Б. Акбулатов оформил немало книг, в том числе классиков – Достоевского, Чехова, Случевского, Волошина, Северянина... О своем пути к книге художник расскажет в интервью нашему интернет-проекту.
– Что привело вас к профессии художника книги?
– С детства я любил читать книги и рисовать. В 14 лет пришел во Дворец пионеров и школьников в кружок изобразительного искусства к Деревенскому Андрею Андреевичу. Он спросил: «Что ты хочешь и умеешь?» «Я могу нарисовать злоумышленника», – сказал я. И вскоре сделал свои первые иллюстрации к рассказу Чехова «Злоумышленник».
После девятого класса я поступил в художественный политехникум, который находился в таком замечательном месте, как Павловск. Политехникум – это что-то вроде советского культпросветучилища, где готовили клубных работников разного профиля, в том числе и художников-оформителей. По окончании техникума я должен был уметь нарисовать афишу, написать настенное панно, оформить спектакль – тогда в клубах были очень развиты самодеятельные театры. На вступительных экзаменах я делал иллюстрации к басне Крылова «Тришкин кафтан», по этим рисункам меня и приняли. Впоследствии я видел, как наш преподаватель графики, профессиональный иллюстратор Павел Александрович Алексеев работал над оформлением книги. Он иллюстрировал Гете, Гейне, Шекспира, русских классиков, современную литературу, рассказывал, как работает с писателями, редакторами… Но особенно запомнилось, что, иллюстрируя Шекспира, Павел Александрович всегда изображал факел. И нам говорил «Художник идет в мир с факелом…» На память о Павле Александровиче у меня остались «Мордовские народные сказки» с его иллюстрациями, где он запечатлел даже свой портрет.
Тянуло меня к книге еще и потому, что на тот период иллюстрирование, оформление были наиболее независимым видом искусства. Не так довлела идеология, гораздо больше был диапазон свободы в выражении формы, в изобразительных средствах…
Как-то на занятиях по живописи увидел у натурщика книгу с иллюстрациями Гюстава Доре к Данте. Выпросил на одну ночь, с тех пор Доре навсегда стал ориентиром для меня, возможно, и недостижимым.
Вообще у нас в техникуме были классные специалисты. У них я учился рисунку, живописи. И все же для меня было полной неожиданностью, когда в залах Академии художеств СССР, на учебно-методической выставке средних художественных училищ России среди лучших студенческих работ я увидел и две свои.
– Вы помните свою первую, полностью оформленную вами книгу?
– Еще бы! Как я уже говорил, я учился в знаменитом Павловске, там же снимал комнату, сначала с художником Юрием Люкшиным, затем с сокурсником Костей Авлаховым (позже известный в Карелии резчик по дереву), а в конце уже снимал один.
Каждый день я ходил в техникум через красивейший павловский парк, дышал воздухом, каким дышали художники и поэты Серебряного века… Тогда я и сделал рисунки к карельской сказке «Ночлежник», которая и стала моей дипломной работой.
– Чем привлекла вас эта сказка?
– Образом героя – предприимчивого, сообразительного солдата. И еще тем, что он, как и я, плохо слышал на одно ухо. Но несмотря на это, не унывал и всегда выходил с победой из трудных положений.
– Вы сказали, что плохо слышали, почему же вас призвали в армию?
– В медицинских документах это почему-то не было указано, но на службе выходило боком. Старшина вначале думал, что я над ним издеваюсь, без конца давал наряды вне очереди, а я действительно не слышал его приказов…
Было, конечно, непросто, но спасала книга. Как-то нашел книжку Диккенса «Большие надежды», сунул под гимнастерку, боялся, что стянут, тогда книга была в большом дефиците, не то, что сегодня, и в любую свободную минутку читал по странице-две… Духовный голод, он ведь не менее острый, чем физический.
Испытания кончились, когда очередной художник демобилизовался из части и меня назначили на его место – чертежником.
– Удалось ли в армии что-нибудь нарисовать?
– Делал зарисовки-почеркушки постоянно. Впоследствии они мне пригодились, когда я делал свою «Солдатскую серию», по которой меня и приняли в Союз Художников.
– И все же решили продолжить образование.
– Это было просто необходимо, так как политехникум был всего лишь первой ступенькой в освоении профессии. В 1973 году я поступил в Московский полиграфический, и в этот же год в институт пришел преподавать Дмитрий Дмитриевич Жилинский. Весь цвет советской живописи там был: Андрей Владимирович Васнецов, Дмитрий Спиридонович Бисти, мой непосредственный преподаватель Наталья Андреевна Гончарова (отец – известный график Андрей Дмитриевич Гончаров)…
Дипломной работой в институте стали повести Чехова. Но я был не очень доволен этой книгой, далеко не все там получилось у меня.
Б. Акбулатов. Автор фото М. Фёдоров
После института сотрудничал с издательством «Карелия». Проиллюстировал и сделал макет учебника финского языка. Это была большая работа и, судя по отзывам, она мне удалась. Такой же значительной работой стали для меня иллюстрации к книге Виктора Ивановича Пулькина «Медный вершник» – о Петре Первом. Виктор Иванович даже мне говорил, что мы с ним там на равных. Его слова, а также значительный читательский спрос на эту книгу и были для меня высшей оценкой моего труда. Еще оформил несколько книг Достоевского – «Село Степанчиково», «Подросток», «Бесы»... многие другие книги....
– И вдруг возник интерес к «Калевале»…
– Не вдруг. Эпос, его образы постоянно присутствовали в моей жизни. Скажем, я жил рядом с кинотеатром «Сампо», и там же была моя первая мастерская. Ходил в кинотеатр «Калевала»… Однажды ко мне приехал мой друг Юрий Люкшин. И у нас с ним затеялось что-то вроде творческого состязания на тему эпоса. Где-то через год мы уже могли представить на суд петрозаводских зрителей свою «калевальскую» выставку.
– Судя по иллюстрациям, вы неравнодушны к поэзии…
– Да, сделал пастели на темы стихов Волошина. И не только акварели, но и подборку стихов в рукодельной книге «Максимилиан Волошин». Вдохновили не только стихи поэта, но и Коктебель, где я отдыхал с женой и дочкой.
В девяностые издательство «Карелия» предложило мне оформить сборник стихов «Позднее» «короля поэтов» Игоря Северянина. Я сделал иллюстрации – и тут обвал… – Перестройка. Многие проекты, в том числе и этот, были закрыты. Но иллюстрации зритель все же увидел – на карельском телевидении. Тогда много передач посвящалось культуре, художникам. Да, еще в газете «Молодой гений» – выходила такая в Костомукше – были опубликованы иллюстрации, правда, в черно-белом исполнении, но зато с моей подборкой стихов поэта.
– В двухтысячные вы в основном работаете с единственным писателем – вашей женой Галиной Скворцовой (Акбулатовой). Все ее книги оформлены и проиллюстрированы вами. Не случайно, одна из книг писательницы называется «Богатая жена богатого художника».
– По-моему, это закономерное сотрудничество. Практически все книги Галины рождались на моих глазах. В какой-то мере это облегчало работу над тем или иным образом. А рисунки к ее детской книге «Главная подруга» я брал просто из жизни – жизни моей дочери и ее подруг.
– Кстати, ваша дочь, теперь уже взрослый, самостоятельный человек, призналась, что ощущает себя именно дочерью художника книги и никогда не купит книгу на плохой бумаге и плохо оформленную.
– Я могу только дополнить ее: книга для меня – живое существо. Это как собака, которая никогда не предаст и всегда будет верным другом. Поэтому мне больно видеть выброшенные книги. Недавно подобрал избранное Бальзака – сколько прекрасных иллюстраций. Но, конечно, иллюстрирование, кроме детских книги, закончилось. Слишком дорого.
– Говорят, что у бумажной книги нет будущего. Мало читают, мало покупают…
– Говорят, и монументальное искусство исчезло. А почему же тогда пишут на стенах граффити? Наверное, стремление к такому виду искусства заложено в человеке. Бумажная книга как часть чего-то неизменного, в чем заключена человеческая деятельность, не исчезнет никогда. Другое дело, не будет огромных тиражей. Что касается электронной книги… Нет, она не заменит бумажную, так как искусство держится на материальном воплощении. Как продолжение рода. Можно ведь объявить в компьютере – родился человек. А на самом деле он не родился. И так может продолжаться бесконечно. Это и есть виртуальный мир. А книга – это воплощение наших мыслей и фантазий. Окончательное воплощение. Книга вечная хотя бы потому, что воспоминание о своей жизни человек всегда хочет оставить. И всегда человек хочет что-то закончить и идти дальше. Так что психология восприятия текста виртуального и бумажного – разная.
– Есть художники, которые не только иллюстрируют, но и пишут книги, например, Петров-Водкин… В последнее время и вы обратились к подобному опыту.
– Ну куда вы хватили! У меня всего три брошюры о моих путешествиях вокруг Онежского озера, брошюра о деревенской картинной галерее «Фоймогуба», которую мы пестуем с Галиной Скворцовой более десяти лет, и еще альбом о произведениях художников, посвященных прекрасной природе и памятникам Карелии.
– Чем отличается художник книги от просто художника?
– Художник книги как артист, который играет разные роли… К тому же он человек зависимый – он должен работать в одной упряжке с издательством, писателем и редактором. «Просто художник» полностью самостоятелен, он один на один со своей картиной.
Комментировать