Поэзия Карелии

«Антология поэзии Карелии» – это чудесная оранжерея, дающая представление о древнем словесном саде, взращенном русскими сказителями и карельскими рунопевцами, вепсскими и ингерманландскими песенниками, высоким слогом «Калевалы» и писателями Выговской поморской обители, дивными гласами Гаврилы Державина и Федора Глинки, Владимира Бенедиктова и Николая Клюева.
Могучие деревья и пышные цветы в 20-е и 30-е годы XX века стали цвести в соседстве с кустами, полевыми цветами и шелковыми травами. И цветение это в стране белых ночей и белых снегов продолжается по сей день.
Что должен знать читатель о поэзии Карелии? Первая ее особенность в том, что она создастся на четырех языках: русском, финском, карельском и вепсском. Если устная народная поэзия всех этих народов имеет древнейшие корни, то письменная у каждого народа появилась сравнительно недавно. Русская словесность на Севере известна с XII века, финская – с XVIII. карельская и вепсская заявили о себе в XX веке.
Это несовпадение поэтических рождений накладывает свои неповторимый отпечаток на книгу, созданную общими усилиями, и влечет вторую особенность. Поэты, писавшие и пишущие на финском языке, составляют три поэтических гнезда.
Одно нашло себе приют на древе, посаженном финнами-мигрантами, обретшими в Карелии вторую родину после поражения революции в Финляндии и в эпоху великой депрессии в США и Канаде. Русский язык они знали плохо и, естественно, опирались на традиции пролетарской поэзии покинутых ими стран. Они жили мечтой о мировой революции, которая и воссоединит их новую родину со старой.

В небе бездонном цветною вьюгой
Пылают «костры лисиц»,
Словно хозяйка Похъелы уголь
Вынесла на снег гасить.

«Костры лисиц» – это северное сияние, которое можно увидеть на границе Карелии и Финляндии. Этот небесный костер для Ялмари Виртанена, поэта, замеченного самим Максимом Горьким, символизирует борьбу миров, и это ощущение жизни-битвы было главным содержанием лирики тех лет.
Другое гнездо взрастили российские финны-ингерманландцы, которые и по своей воле, и по воле злого рока (депортации финнов в 1940-е годы) оказались на карельской земле. Им были близки и своя народная песня, и культура Финляндии, и русская поэзия, идущая от крестьянских истоков. Поэтому в эпоху социальных бурь тонкий лирик Леа Хело видит волшебную нить, соединяющую небо и землю –  живой мир природы.

И по вечерам всегда,
когда к земле склоняется путь солнца,
сверкает нить блестящего луча.

И наконец, третье гнездо обжили поэты-карелы, писавшие на финском языке. Их древо, наверное, та знаменитая сосна Леннрота, под которой великий финн записывал oт их предков руны, ставшие мощным фундаментом «Калевалы».

Я – как сосна
в карельском бору крепкоствольном;
корни сосны
в переплетении вольном.

Но одной сосны оказалось мало. Их словесные корни, как пишет Яакко Ругоев, идут от ели и березы, можжевельника и ракиты, ибо поэзия северян – это и сад и лес. Язык литературный карелы позаимствовали у Леннрота, так как письменность на родном языке, едва вспыхнув, погасла под злым «политическим» дождем. Язык чужой, но им близкий, а образная ткань своя родная – калевальская. И задача перед ними стояла особая: открыть для мира духовное богатство своего маленького парода.
Недаром поэма самого знаменитого поэта-карела Яакко Ругоева так и называется «Сказание о карелах» (1956–1959). История древнего рода Перттуненов разворачивается на берегу прекрасного озера Йоутсенъярви, или по-русски – Лебединого.
Белые лебеди плывут к северным озерам, от которых исходит белый свет, в стихах на всех четырех языках. Белый лист, наконец-то, был испещрен карельскими литерами, В 80-е годы XX века жизнь карельскому языку дал Владимир Брендоев. Может, и поздно: все меньше и меньше на земле остается людей говорящих по-карельски. Может потому и стихи грустные.

Снег мягкий, снег белый,
На снегу не спрячешь следы.
Когда снег лопатой сгребаю,
Почему черемуху вспоминаю?

Но повод для оптимизма все же есть, в эпоху «перестройки» на волне национального ренессанса, появилась целая плеяда писателей, начавших писать на карельском языке, причем на всех его диалектах: ливвиковском, людиковском и собственно карельском. В эту же эпоху заявили о себе поэты-вепсы.

Надо оплатить вам долг,
Написать хорошие стихи...
Ведь я сын озер,
И о вас мои сны...

Под этим признанием Николая Абрамова в любви и верности своему маленькому народу могли бы подписаться и другие вепсские поэты.
Севернорусская поэзия, накрепко связанная с региональной фольклорной и древнерусской традицией, впитала опыт большой русской и мировой поэзии в целом. В 1920-е годы поэты отстаивали в своих стихах идеи мировой революции. В 1930 – 1950-е годы они создали образ великой советской страны и своего родного карельского дома. В эпоху «оттепели» совестливый Владимир Морозов поднял проблему веры в человеческое благородство.

У школьников
бал новогодний.
На улице падает снег...
Снежинки кружат у оконниц
На крылышках легких своих,
Похожи снежинки на школьниц
 А школьницы чем-то
        на них.

Так легко, изящно начинается его поэма «Мальчишки», которую до сих пор с удовольствием читают подростки. На фоне северного зимнего пейзажа разворачивается драма первой любви. Поэт показал, что инсценировать рыцарство нельзя – его юный герои решивший хитростью завоевать сердце одноклассницы, попал, мягко говоря, в неловкое положение, поэтому особенно прелестна строгая красавица, сумевшая не только постоять за себя, но и простить бросившего ее в минуту опасности кавалера.
На рубеже 1960 – 1970-х годов русская поэзия наконец-то осознала свою русскость, весь трагизм исхода традиционной культуры, что выразилось в лирике прощанием с родным домом на северном озерном берегу.

Мой старый дом
Прощай! Я ухожу.
Пусть больше не слезятся твои окна.
Я, как и встарь,
Тебя не остужу,
Закрою дверь
И накрепко захлопну.

Поиски героя, сумевшего противостоять надвигающемуся хаосу, не только в стихах Виктора Сергина, но и в лирике других поэтов оказались безуспешными. Время былинных героев прошло?..
Если в смутную эпоху 1920-х годов герой Николая Клюева верил в возвращение Георгия Победоносца на русскую землю, то герой Александра Васильева в конце 1990-х убежден, что ему не дождаться встречи с небесным покровителем:

В зеркалах не увижу лица,
только белое – будто бы в морге я.
Я – рожденный под знаком Тельца
накануне святого Георгия.

Однако пришли другие герои – памятливые. Их задача – сохранить духовные ценности и передать их новому поколению. Особенно они выразительны в женской лирике, дарующей читателю надежду на то, что будет возведен новый дом, будет взращен на пепелище сад и будет услышана Богом «молитва Ярославны, которая и спасет Россию»:

О Боже, истекает срок,
Перед прощальною чертою
Дай твердости! Не будь жесток.
(С. Родионова. «Молитва»)

И будто услышав молитву матери, XXI век дает свою клятву верности русскому слову:

Еще теплится Божия искра,
Слова набухли, как весною почки.
И даже там, где высохла кора,
Язык зеленый высунут листочки.
(Е. Пиетиляинен. «Замшелый ствол стареющей ольхи...»)